Опубликовано
в: Вятский край. – № 126. – Киров, 1996 (10 июля). – С. 4.
«Я БУДУ ВНОВЬ
ВМЕСТЕ С ВАМИ…»
Алексей
Семенович Кротов родился в Вятке в 1904 году в семье служащего. Поступил
учиться в школу-девятилетку, но не закончил ее
вследствие материальных затруднений в семье – кроме него, было еще четверо
детей. В шестнадцать лет начал работать. Служил в городской милиции на разных
должностях и одновременно учился вечером на бухгалтерских курсах. После их
окончания работал бухгалтером на различных предприятиях города.
К
началу войны он уже был женат и имел двоих детей. Мама плохо помнит отца,
слишком мала еще была в 1941 году. Больше всего ей запомнилось «лакомство»,
которым угощал отец, - черный хлеб, посыпанный сахаром и смоченный водой. Еще
мама знает, что дед сочинял стихи. Сохранился один листок с его стихотворением,
написанным для стенгазеты. Нелегкая, но мирная, спокойная жизнь…
7
ноября 1941 года Алексей Кротов в числе других мобилизованных со станции
Киров-2 отправляется на фронт. Моя бабушка Александра Васильевна не смогла
проводить его, находилась в больнице после трудных родов. Родившийся сын Юра
вскоре умер. Не была на проводах и моя мама, которая также сильно болела,
думали даже, что она умрет.
Историк
П.Е. Козлов отмечает, что «большинство бойцов и командиров 355-й до сих пор
числятся без вести пропавшими».
Шла
битва за Москву. В декабре 355-я дивизия прибыла в район г. Торжка и сразу была
брошена в бой. В ходе боев наши войска продвинулись от Торжка на юг более чем
на 100 км и глубоко вклинились в расположение группы армий «Центр». В эти дни
семья Алексея Кротова получила от него первое письмо: «Мы с 25/XII 41 г.
находимся в боях и на днях идем, видимо, на отдых дней на 15–30. Дополнительно
черкну, а этот месяц писать было совершенно некогда. Я жив и здоров, и наша
рота вообще здорова и сыта, т.к. мы находимся не на передовой линии, а следуем
позднее. Насчет табаку и хлеба мы не скучаем, т.к. хватает, посылать не надо.
Мы заняли и отобрали у немцев склады и ели несколько дней шоколад, печенье,
масло, сыр, колбасу, ветчину и ... сигар и сигарет набрали, кто сколько смог.
Оделись в шерстяные хорошие теплые носки, взятые у
немцев. … Валенки у всех теплые, толстые, … даже тяжело ходить, т.к. столько
одежды».
Это
письмо написано 18 января 1942 г. Через четыре дня Алексей послал еще одну
весточку: «Я жив и здоров. Правда, меня 21 числа января контузило в левую руку,
но к вечеру уже было легче, а теперь уже опять все в порядке. … Рад за всех
Вас, что Вы не испытали бомбардировки с воздуха с самолета, и даже снята
светомаскировка и живете спокойной гражданской жизнью». Никто не думал, что это
второе письмо станет в семье последним.
23 января противник встречным ударом
закрыл прорыв и отрезал наступавшую группировку от остальных сил Калининского
фронта. Однако 24 января Алексей Кротов успел написать и отправить письмо
родителям жены в Свердловск.
Он писал: «Из писем, полученных от
Шуры, я узнал, что Колю (брат Александры Васильевны) взяли также в армию, таким
образом Вы остались одни. Трудновато папе работать при
таком возрасте, но теперь об отдыхе, видимо, говорить не приходится: надо бы,
чтоб сыновья помогали, а фактически Вы еще Шуру тянете, посылая ей деньги, за
что остаюсь очень обязанным. Из письма от Шуры узнал, что ребята Боря и Люся
поправились, за что доволен и спокоен. Служба моя протекает
нормально, жив и здоров, с 25/XII 41 г. по сей день находимся на передовой
линии в боях. На днях, говорят, предоставят отдых после месяца боевых
операций. … Фашистов гоним и днем, и ночью, вымораживая их в сожженных ими
деревнях.
… Шура пишет, что в Кирове войны не
чувствуется, даже светомаскировка и та убрана, и живут мирно. Ложась спать, не
думают о возможной ночной бомбежке, лишь жизнь стала дорога…
Пока на этом и закончу. С приветом Ваш Алеша».
Не знал еще Алексей Кротов, что 39-я
армия уже почти отрезана от остальных частей, и отдохнуть не придется.
Дальнейшие
события известны только по воспоминаниям немногих оставшихся в живых бойцов
355-й дивизии. Работник политотдела дивизии Е. Брагин вспоминал: «Положение
наше в окружении было чрезвычайно тяжелым. Плохо было с продовольствием и
боеприпасами. … Держать оборону было тяжело. Зимой 1941-42 годов стояли тяжкие
морозы, земля промерзала, … солдаты не могли «зарыться в землю». Оборонительные
рубежи создавались из снежных валов и траншей, вырытых в снегу. … Дивизия несла
большие потери». (Свидетельства
очевидцев. Тяжкие дни
отступления. «Вятский край», 6 июля 1994).
Лишь в
июле 1942 года 39-я армия смогла прорвать оборону врага и соединиться со своими
войсками. Но мой дед до этого уже не дожил.
Считали
его пропавшим без вести. Но все эти годы была, пусть слабая, надежда. Ведь в
своем последнем письме жене и детям дед написал: «Закончим с фашистами, и я
буду вновь вместе с Вами, наши дела продвигаются вперед».
Уже
после войны моя бабушка долго разыскивала его, писала во все инстанции, но
ясного ответа, жив ее муж или погиб, так и не получила. Мама тоже разыскивала
отца – все напрасно…
Бабушка
умерла в 1981 году, так ничего и не узнав о судьбе
своего мужа. И вот в 1994 году, когда в Кирове начали создавать «Книгу памяти»,
в которую собирались занести всех кировчан, погибших
в годы Великой Отечественной войны, моя мама решила позвонить составителю книги
Виктору Дмитриевичу Сизову. Безмерно было и счастье,
и горе мамы, когда она узнала, где и когда погиб ее отец и где он сейчас
похоронен. Его останки нашел кировский поисковый отряд «Долг» еще в 1990 году.
Сейчас
в «Книге памяти» записано: «КРОТОВ Алексей Семенович, 1904 г.р., урож. г. Кирова, красноармеец, стрелок 1182 сп, пп 1433, мобилизован Сталинским РВК. Погиб в феврале 1942 г. Захоронен в брат. мог. близ д. Однорядка,
перезахоронен: д. Ефремово Старорусского р-на
Новгородской обл.»